Автор Виктория Елисеева задал вопрос в разделе Школы
мир природы и человека в рассказах чехова (сочинение) и получил лучший ответ
Ответ от
Какое же мировоззрение имел в виду Чехов, когда говорил о необходимости «общей идеи» ? Самым твердым фундаментом современного мировоззрения он считал философский материализм. Его многочисленные суждения на эту тему не оставляют в этом никакого сомнения.
«Все, что живет на земле, материалистично по необходимости..., — считал Чехов. — Существа высшего порядка, мыслящие люди — материалисты тоже по необходимости. Они ищут истину в материи, ибо искать ее больше им негде, так как видят, слышат и ощущают они одну только материю. По необходимости они могут искать истину только там, где пригодны их микроскопы, зонды, ножи... Я думаю, что когда вскрываешь труп, даже у самого заядлого спиритуалиста необходимо явится вопрос: где тут душа? А если знаешь, как велико сходство между телесными и душевными болезнями, и когда знаешь, что те и другие болезни лечатся одними и теми же лекарствами, поневоле захочешь не отделять душу от тела» (из письма 7 мая 1889 года; XIV, 360).
Таким образом, материалистическое понимание природы и человека как части природы было для Чехова обязательной основой той «общей идеи» , в которой нуждается современное человечество. Но тут же сразу возникал вопрос о человеке как существе общественном, о человеческом общежитии, которое должно быть построено на началах доброго согласия и взаимного расположения, о тесных связях между людьми, связях разумных и сердечных. Как добиться установления этих связей? Ответа на этот вопрос Чехов не знал и откровенно признавался в этом. Ни «каторжные» публицисты «Нового времени» , ни «копченые сиги» из «Русской мысли» , ни «вумные политико-экономические фигуры» вроде Воронцова такого ответа не дадут — это было Чехову совершенно ясно. Его политическая наивность в данном случае выражалась в том, что все современные ему идейно-общественные группы и партии были почти равны для него и он не видел между ними существенных социальных различий. Его политическая прозорливость сказалась в твердом убеждении, что ответ должен быть построен совершенно заново, на научном фундаменте и совсем другими людьми.
Себя к этим людям Чехов не причислял, равно как и других писателей своего поколения. Об этом говорят известные слова в письме от 25 ноября 1892 года: «Политики у нас нет, в революцию мы не верим, бога нет, привидений не боимся, а я лично даже смерти и слепоты не боюсь... Да, я умен по крайней мере настолько, чтобы не скрывать от себя своей болезни и не лгать себе и не прикрывать своей пустоты чужими лоскутьями вроде идей 60-х годов и т. п. » (XV, 446—447). Чехов считал, что эта болезнь не случайна, что она исторически обусловлена как некое переходное состояние и уже в этом смысле «болезнь сия, надо полагать, имеет скрытые от нас хорошие цели и послана недаром... » (XV, 447). При этом он решительно отвергал всякие призывы из суворинского лагеря считать свой недостаток достоинством, «уверовать» в жизнь, какова она есть, и отказаться от поисков высших целей. «Кто искренне думает, что высшие и отдаленные цели человеку нужны так же мало, как корове, что в этих целях „вся наша беда“, тому остается кушать, пить, спать, или, когда это надоест, разбежаться и хватить лбом об угол сундука».