а воробьев стекло не выбивал

Ответ от Ђатьяна Матвеева[активный]
это не правда

Ответ от Евгений Бочарников[новичек]
а что правда?

Ответ от Ольга кудрявцева[новичек]
да уж

Ответ от Владимир тепляков[активный]
это не правда

Ответ от Иван Коннов[новичек]
Мне жалко людей, которые рано перестали верить в сказки, разлюбили зверей и птиц, забыли дорогу в детство.Они редко припадают к незамутненному родничку далекого детства, чтобы смыть копоть обыденности, золотую пыльцу корысти, разъедающую сердце, и туман самообольщения, который плотной пеленой застилает глаза. Куда охотнее люди осуждают поступки своего детства, не замечая их чистоты и цельности. Они снисходительно посмеиваются, пожимают плечами и не пытаются разглядеть в своем детстве то первозданное, кристаллическое состояние души, которое утратили с годами.Я часто имею дело с детьми, и мое собственное детство мне кажется не таким отдаленным. И я неожиданно для себя начинаю ощущать себя не взрослым человеком, а состарившимся мальчиком. Это странное состояние, радостное и грустное одновременно, неожиданно увеличивает в своем значении события детских лет. И рядом со мной все чаще появляется мой школьный товарищ Семин - Марк Порций Катон Старший.Его двойник, живший во щтором веке до нашей эры в Риме, прославился тем, что всю жизнь, изо дня в день, упорно повторял:"Карфаген должен быть разрушен!"Мой друг не требовал разрушения Карфагена, и не потому, что этот прекрасный город был разрушен римлянами задолго до его рождения (в 146 году до нашей эры), - просто он был добрым малым. Однако имя римского цензора он носил с завидным достоинством.Эта необычная история началась с разбитого стекла. Толстое, шершавое, как бы покрытое морозным инеем, стекло в дверях директорского кабинета оказалось разбитым. И напоминало броню, пробитую снарядом. В образовавшейся бреши, как в пасти чудовища, торчали острые зубы осколков, и директор, маленький подвижный человек с розовой безволосой головой, выглядывал из этой зубастой пасти. В этот день у него был сокрушенный вид, как у человека и впрямь попавшего в пасть.- Кто разбил стекло?Естественно, тот, кто всегда бьет стекла: портфелем, мячом, корзинкой для бумаг, локтями. Воробьев! Если собрать все стекла, разбитые за недолгий век Воробьевым, то их хватит, чтобы застеклить новый дом. Итак, позвать сюда Тяпкина-Ляпкина, то бишь Воробьева!Воробьев заглянул в "пасть" директорской двери:- Звали?- Войди! - приказали из "пасти".Воробьев открыл дверь. Осколок стекла с легким звоном упал к его ногам. В этом звоне звучал укор.- Ты выбил стекло? - спросил директор, поглаживая маленькой рукой бронзовую лошадь чернильного прибора. - Ты?- Не-е! - односложно ответил Воробьев.Казалось бы, все ясно. Ведь никто лучше Воробьева не знал, выбивал он стекло или не выбивал. Но, оказывается, ничего не было ясно. По крайней мере директору. Он сказал:- Пойди додумай. Зайдешь на следующей перемене.- Подумаю, - буркнул Воробьев, хотя думать ему было нечего. - Зайду.На следующей перемене "пасти" в дверях директорского кабинета уже не было: ее забили фанерой. Чистой, еще не исписанной словами и словечками. Воробьев постучал в фанеру.- Подумал? - спросил директор.- Подумал, - соврал Воробьев.- Ты выбил стекло?- Не-е!Директор ударил рукой по крупу бронзовой лошади.- Воробьев! Хоть раз в жизни признайся чистосердечно, тогда тебе ничего не будет.Это был деловой разговор!- Мать вызывать не будете? - поинтересовался мальчик.- Не будем!Воробьев устало посмотрел на директора - верить или не верить? - и решил рискнуть:- Я выбил... Можно идти?- Иди, - с облегчением сказал директор и почти с любовью посмотрел на Воробьева.А Воробьев посмотрел на директора, как на соучастника в заговоре.На этом история с разбитым стеклом могла благополучно завершиться, если бы Семин не был в душе Марком Порцием Катоном Старшим. В тот же день мой школьный товарищ открыл дверь с фанерой вместо стекла и с твердостью, с какой его римский двойник произносил: "Карфаген должен быть разрушен!", сказал:- А Воробьев стекло не выбивал!- Это

Ответ от 3 ответа[гуру]