Автор Кукушка Пупкова задал вопрос в разделе Литература
Помогите найти текст. и получил лучший ответ
Ответ от Блондинка[гуру]
Настя работала больничным клоуном. Раз в неделю она с другими волонтерами приезжала в больницу на конечной тринадцатого автобуса и проводила немного времени с тяжело больными детьми, которые вынуждены были там жить. Играла с ними, разучивала смешные стихи. Детям она представлялась как Нюша.
Родители и врачи отпускали не всех детей играть с клоунами – многим было запрещено волноваться, испытывать сильные, пусть даже радостные эмоции – болезни могли дать осложнения.
В ноябре детишек было мало совсем. Вот и в этот раз их в игровую комнату пришло всего восемь. Среди них как всегда был Гришка – худенький и бледный мальчик лет десяти на вид. Он не мог играть в подвижные игры, потому что вынужден был всегда таскать за собой железную стойку с капельницей, из которой по капельке текла в его слабенький организм жизнь - лекарство, постоянно нужное ему. Гришка называл стойку «жирафом» и повязывал на нее свой желтый в клетку шарф, чтобы «жираф» не простудился. Гришка всегда держался поодаль и никогда не смеялся. Старшая медсестра так и сказала Нюше однажды: «Вон тот играть с вами вряд ли будет, и развеселить его можно не стараться. Он совсем серьезный. Будет просто со стороны наблюдать» .
Потому Нюша и удивилась, когда Гриша в минуту ее перерыва подошел и попросил выйти с ним ненадолго в коридор – «что-то важное узнать» .
Они вышли из игровой, прикрыв за собой дверь, и встали у окна.
- Нюша, тебе не страшно?
- А чего мне бояться?
- Что ты однажды придешь, а меня не будет с детьми.
- Значит, я пойду искать тебя в твою палату!
- И в палате меня тоже не будет.
- Тогда я пойду искать тебя к большому окну у столовой, где ты любишь стоять.
- И у окна не будет. И в другой игровой комнате не будет. Ты не боишься, что однажды ты придешь, а меня совсем нет?
- Значит, я буду знать, что тебя выписали…
- С жирафом, - Гриша толкнул стойку с капельницей, – уже не выпишут.
Гриша смотрел на Нюшу не мигая, и она, не в силах выдержать взгляда этих ждущих только честного ответа глаз, попятилась на подоконник, взобралась на него и, легонько притянув мальчика к себе, осторожно обняла его.
- Гриш…
В пустом прохладном коридоре они были одни, и свет остывающего, ослабевшего ноябрьского солнца проникал в коридор лишь на пару метров. Нюша представила – если бы вдруг здание больницы распилили надвое, то в самой середине получившегося среза все люди увидели бы их – Нюшу, Гришку и жирафа, спасающихся от длинного коридора темноты в сужающемся солнечном луче. И она вдруг поняла – и солнце вот-вот уйдет, и Нюшка вот-вот уйдет, и все люди уйдут – им всем никому дела нет, а Гришка останется. Один на один с жирафом и подступающей к его худым плечам тьмой. тогда Нюша начала говорить твердо и громко, чтобы ее голос был слышен даже в самом дальнем и самом темном углу коридора:
- Такой день, когда я приду, а тебя совсем нет, никогда не наступит! Потому что ты будешь всегда! Никто и никогда, послушай! Никто и никогда не исчезает совсем, пока… пока… пока он смеется в чьем-то сердце!
Предательский комок в горле держать было уже нельзя, и Нюшка всхлипнула, неожиданно громко, отчего Гришка вздрогнул и отпрянул от нее. Девушка отвернулась, поспешно, по-детски - ладошками – стерла слезы и посмотрела на Гришу.
- Какая ты! – мальчик словно не мог подобрать слова, - Какая ты! Как… енот!
И тут Гришка засмеялся. Зашелся никем раньше в больнице не слыханным первым гришкиным звонким хохотом. Рука, которой он держался за жирафа, тряслась, а с ней трясся и жираф, тонко звеня, словно вторя задорному смеху мальчика.
Рассказ "Гришка"
Аннушка работала больничным клоуном. Раз в неделю она с другими волонтерами приезжала в больницу и развлекала тяжело больных детей, которые жили там месяцами. Играла с ними, разучивала смешные стихи, и детишки, всей душой привязавшись к ней, с нетерпением ждали свою Нюшу, как она им представилась.
Родители и врачи не всех детей отпускали играть с клоунами: многим ребятам было запрещено волноваться, испытывать сильные, пусть даже радостные эмоции, потому что болезни могли дать осложнения.
В ноябре больных, к счастью, было совсем мало. Вот и в этот раз в игровую комнату пришли всего пятеро. Среди них, как всегда, был Гришка – худенький и бледный мальчик лет десяти на вид. Он не мог играть в подвижные игры, потому что вынужден был всегда таскать за собой железную стойку с капельницей, из которой по капельке струилась в его слабенький организм жизнь. Гришка называл стойку «жирафом» и повязывал на нее свой желтый в клетку шарф, наверное, чтобы «жираф» не простудился. Мальчишка всегда держался в стороне и никогда не смеялся. Старшая медсестра, горестно вздохнув, так и сказала Нюше однажды: «Вон тот играть с вами вряд ли будет, и не старайтесь его развеселить. Семи пядей во лбу мальчишка, и было бы здорово, если бы он тоже радовался, но Гришенька как-то сам по себе. Будет просто со стороны наблюдать».
Потому Нюша и удивилась, когда мальчик в перерыве между играми подошел к ней и попросил выйти с ним ненадолго в коридор – «что-то важное узнать».
Они вышли из игровой, прикрыв за собой дверь, и встали у окна.
- Нюша, тебе не страшно? - А чего мне бояться? - Что ты однажды придешь, а меня не будет с детьми. - Значит, я пойду в твою палату искать тебя! - И в палате меня тоже не будет. - Тогда я пойду искать тебя к большому окну у столовой, где ты любишь стоять. - И у окна не будет. И в другой игровой комнате не будет. Ты не боишься, что однажды ты придешь, а меня насовсем нет? - Значит, я буду знать, что тебя выписали… - С жирафом, - Гришка кивнул на стойку с капельницей, – уже не выпишут.
Гришка смотрел на Нюшу не мигая, и она, не в силах выдержать взгляда этих ждущих только честного ответа глаз, попятилась к окну, села на подоконник и, легонько притянув мальчика к себе, осторожно обняла его. - Гриш…
В пустом прохладном коридоре они были одни, и свет остывающего, слабеющего ноябрьского солнца проникал в коридор лишь на пару метров. Нюша представила: если бы вдруг здание больницы разрезали надвое, то в самой середине получившегося среза все люди увидели бы их – Нюшу, Гришку и жирафа, спасающихся от длинного коридора темноты в сужающемся солнечном луче. И Нюша вдруг поняла: и солнце вот-вот уйдет, и она вот-вот уйдет, и все люди уйдут, а Гришка останется. Один на один с подкрадывающейся к его худеньким плечикам страшной тьмой. И тогда Нюша начала говорить твердо и громко, чтобы ее голос был слышен даже в самом дальнем и самом темном углу коридора:
- Такой день, когда я приду, а тебя насовсем не будет, никогда не наступит! Потому что ты будешь всегда! Никто и никогда, послушай! Никто и никогда не исчезает насовсем, пока… пока… пока он смеется в чьем-то сердце!
Предательский комок в горле заставил Нюшу всхлипнуть неожиданно громко, отчего Гришка вздрогнул и испуганно отпрянул от нее. Девушка отвернулась, поспешно, по-детски - ладошками – вытерла слезы и посмотрела на него.
- Ойёёоой! Какая ты… – мальчик словно не мог подобрать слова. - Какая ты! Как… енот!
И тут Гришка засмеялся. Зашелся никем раньше в больнице не слыханным первым