бродский и ахматова

Ответ от Jelly sun[гуру]
наставник бродсково это евгений рейн

Ответ от Dron ivanov[гуру]
Она ему симпатизировала, как старшая в поэтическом цехе, но не наставница. Бродскии самодостаточен.

Ответ от Mimicry[гуру]
"Можно ли считать Ахматову наставником Бродского) "
...
Можно.

Ответ от Taтьяна Рыжкова[гуру]
Бродский для меня - terra incognita/ Честно пыталась читать его раза три - не пошло, что называется. Вообще, в поэзии наставничество - вещь спорная. Хотя в случае с Буниным и Катаевым такое имело место быть. А результат все равно оказался более, чем плачевным. Стихов Катаева не помню вообще. Проза вся, кроме "Сына полка", основана на биографии автора.
Побудительным мотивом смотреть на жизнь по-новому - да. Это может быть. Но не больше.. . Творчество индивидуально. Клонированию не подвластно...

Ответ от Варвара Шелковская[гуру]
У Улицкой, есть рассказ - "Бронька".
Приведу из него монолог главной героини.
Мне представляется, что для Бродского Анна Ахматова не была наставником. Он ( Бродский) встретился с человеком, который своим существованием открыл для него глаза - что мир был иным и страна. И что есть и возможна другая жизнь.
Прочтя отрывок, не приклеивайте, пожалуйста, все буквально. Я говорю о сути вещей.
"Бронька" Улицкая
Ты правильно, правильно подумала. Конечно, я сумасшедшая. В детстве я была совершенно сумасшедшая. Жила как во сне. Как в кошмарном сне. Мне все казалось, что вот проснусь, и все будет хорошо и правильно. Хотя как правильно – я понятия не имела. Я только твердо знала, что не могут так люди жить, как мы жили. Так есть, спать, разговаривать. Мне все казалось – сейчас это кончится и начнется другое, настоящее. Я все ждала, каждую минуту, что все это распадется и исчезнет и настанет новая, правильная жизнь, без этого безобразия… А, ты этого не знала. Белая скатерть и синие чашки на столе – о чем моя мать мечтала, это же все у тебя было, может, ты и не знаешь этой детской тоски, а может, это было такое психическое расстройство.
Ирина внимательно слушала Броньку – ошеломленно и с тонкой неприязнью: не должно было быть у этой маленькой бывшей потаскушки, посмешища всего двора, таких сложных чувств, глубоких переживаний. Это нарушало представления о жизни, которые были у Ирины Михайловны тверды и плотны…
– Ах, как жаль, что ты не помнишь Виктора Петровича, – продолжала Бронька. – Он был наш сосед. Мать просила его, чтоб он помог мне по математике, я стала ходить к нему в шестом классе. Ира, он обращался ко мне на «вы» ! Он ко всем обращался на «вы» ! Вокруг него, как это тебе объяснить, была другая жизнь, и она не касалась той, которой жили все остальные… Он ото всего был как-то огражден, относился с уважением ко всем, даже к кошке. Хамство ужасное и грубость, ты даже представить себе не можешь, какое хамство, а его это не касалось. Я приходила к нему – по алгебре ничего не соображаю и соображать не хочу. Хочу сидеть за его столом и не уходить. У него в комнате – как на острове. А я тупая была! Ничего не понимала, а от этих буквочек алгебраических у меня такое отвращение было. А он терпелив необыкновенно, ни одного раздраженного слова.
Однажды он показал мне фотографии – старые семейные фотографии, вот эти. И рассказал. О своем отце, о матери, о Теодоре Гросицком, о кузинах… Господи, что со мной стало! Как я плакала… Виктор Петрович испугался, понять не может: «Что с вами? Что с вами? » А я на фотографиях и в рассказах узнала ту жизнь, которая должна… которую я все ждала… не знала, что она прошлая, а не будущая и ко мне вообще отношения не имеет, а мне – вот все это невыносимое, что в нашей квартире, в нашем дворе…
Ира, я влюбилась. Я влюбилась в него, молодого, на этих фотографиях. Если б я не влюбилась, я бы, наверное, повесилась в каком-нибудь дровяном сарае, так было невыносимо…
А Виктор Петрович, он и в старости был очень красив, очень. С тех пор я не встречала таких красивых людей. Теперь я понимаю, что в молодые годы – видишь ту фотографию – он не был так красив, как в старости. Но это теперь. А тогда я смотрела как раз наоборот – видела в нем этого студента в новеньком мундире. Он был для меня богом, Ирочка.

Ответ от ЕЩЕ НЕ СТАРЫЕ[гуру]
==Понять характер отношений между Ахматовой и Бродским и ответить на вопрос -
Можно ли считать Ахматову наставником Бродского? подробно ознакомившись с
интервью Бродского -
здесь собраны многие его интервью. Начнем по порядку -
===Интервью с Иосифом Бродским Свена Биркертса
--Я беседовал с Иосифом Бродским в декабре 1979 года в его нью-йоркской квартире
в Гринич-Виллидже.
===Каким образом от геологических экспедиций вы пришли к встрече с Анной Ахматовой?
Что привело вас к этому моменту?
--На третий или четвертый год работы с геологами я стал писать стихи. У кого-то был
с собой стихотворный сборник, и я в него заглянул. Обычная романтика бескрайних
просторов -- так мне во всяком случае запомнилось. И я решил, что могу написать лучше.
Первые попытки были не Бог весть что.. .Но вот в очередной экспедиции, на Дальний
Восток, я прочел томик стихов Баратынского, поэта пушкинского круга, которого в
каком-то смысле я ставлю выше Пушкина. И Баратынский так на меня подействовал,
что я решил бросить все эти бессмысленные разъезды и попробовать писать всерьез.
Так я и сделал: вернулся домой до срока и, насколько помнится, написал первые свои
по-настоящему хорошие стихи.
+++Здесь Бродский рассказывает, что толчком к поэзии для него явился сборник
простеньких романтических стихов и влияние стихов Баратинского. Об Ахматовой
бродский здесь не упоминает.
===Расскажите, как произошло ваше знакомство с Ахматовой.
--Меня ей представили, если не ошибаюсь, в шестьдесят втором году. К тому времени
сложилась наша небольшая компания -- со мной нас было четверо, и каждый из
остальной тройки позднее сыграл очень важную роль в моей жизни. Нас стали называть
"петербургским кружком". Одного из моих друзей я продолжаю считать лучшим поэтом
в сегодняшней России. Это Евгений Рейн -- его фамилия по-русски звучит так же, как
название реки в Германии. Он много способствовал моему поэтическому образованию.
Не в том смысле, что он меня учил: просто я читал его стихи, он читал мои, и мы часами
сидели и глубокомысленно все это обсуждали, изображая, будто знаем гораздо больше,
чем на самом деле.. .Он был старше и безусловно знал больше меня; в молодости пять
лет -- существенная разница.. .
+++ Здесь Бродский также обходит ответом вопрос о влиянии Ахматовой. И признает
своим учителем Евгения Рейна
====Голос, который звучит в ваших собственных стихах, кажется мне страшно одиноким.
Похоже, что поэт и не ищет взаимодействия с людьми.
---Да, так и есть. Ахматова сказала то же самое о первых моих стихах, которые я ей
принес в шестьдесят втором году. Буквально то же самое. По-видимому, для меня это
характерно.
++++Влт здесь уже просматривается определенное участие Ахматовой в оценке стиля
стихов.
====Ваши собеседники, Лоуэлл и Ахматова, задавали вам вопросы о вашем творчестве?
Вопросы, которые вам самому хотелось бы услышать?
--Да. И Лоуэлл, и Ахматова. Но когда они были живы, я перед ними чувствовал себя
мальчишкой. Для меня это были мэтры, старейшины.. .
++++Безспорно в определенной степени косьвенно влияние Ахматовой присутствовало
и в творчестве и в жизненной ориентации Бродского. И не зря в имя своей дочери он
включил и имя Анны Ахматовой.
"П. ": Можно ли вам задать личный вопрос: мы знаем, что у вас совсем недавно
родилась дочь, и хотим вас поздравить.. .
И. Б. : Спасибо.
"П. ": ...и спросить, почему вы ее назвали Анна Александра Мария?
И. Б. : Анна -- это в честь Анны Андреевны Ахматовой, Александра -- в честь моего
отца, Мария -- в честь моей матери и в честь моей жены, которую тоже зовут Мария.
- из Интервью с Иосифом Бродским Людмилы Болотовой и Ядвиги Шимак-Рейфер для
польского еженедельника "Пшекруй"
23 июня 1993 года, Катовице

Ответ от 3 ответа[гуру]