damnatio memoriae это

Ответ от Николай[гуру]
Забвение в древнегреческом языке выражено несколькими словами, среди которых образно переживаемое содержание этого понятия ярче всего представлено словом lкthк. Как и другие обозначения забвения — Аид, Стикс, — оно имеет мифологические коннотации (Лета — река забвения в загробном царстве) , но используется и как имя нарицательное, «забывчивость» , раскрывая в обычном повседневном языке внутреннюю форму этого понятия-образа — принципиально не персонифицируемую, неструктурную, неуловимую.
У Гомера в «Илиаде» (II, 33) божественный Сон, приняв образ старца Нестора, обращается к Агамемнону, предрекает ему победу над Троей и просит: «Помни глаголы мои, сохраняй на душе и страшися / Их позабыть, как тебя оставит сон благотворный» (перевод Н. Гнедича). В греческом подлиннике выраженная здесь мысль основана на противоположности «на душе» и «позабыть» — fresiЫ и lйtй. В именительном падеже — это «фрэн» и «Лете». Фрэн — не «душа» в собственном смысле слова, а буквально: «грудобрюшная преграда» как седалище действенной энергии и духовного потенциала личности. В контрасте с ним забвение выступает не столько как просто стершееся в памяти содержание, сколько как распад мысли, духа и долга. Особенно остро выступает противоположность лете и мнэме у Платона в «Федре» (275а). Речь идет о вреде письма, об «ужасной особенности письменности» , как говорит Сократ. Эта «ужасная особенность» состоит в том, что письмо освобождает от памяти, как пережитого содержания, заменяя его чисто фактическим и в этом смысле безличным напоминанием «по посторонним знакам». «Души тех, что научились письму, исполнились забвения, память же оказалась заброшена» (lкthкn mиn en psychaоs parйksei mnкmкs ameletкsia) (перевод А. Н. Егунова) .
Исходный смысл забвения сохранился в культурном самосознании Нового времени. Удивительно точной парафразой заменил греческий термин Гегель: Furie des Verschwindens — фурия исчезновения, небытия6 .
В наши дни обращалось внимание на удивительное «чувство древности» Пушкина, которое давало ему возможность улавливать и передавать глубинные, науке его времени еще неизвестные, черты мироощущения греков и римлян7. Один из самых ярких примеров — строки из «Онегина» : «И память юного поэта / Поглотит медленная Лета» , где последние три слова поразительно соответствуют греческому ощущению в том виде, в каком мы пытались его восстановить.
То же «эллинское» ощущение живет у Боратынского в отрывках из поэмы «Воспоминания» .
Доколе памяти животворящий свет
Еще не озарил туманной бездны лет,
Текли в безвестности века и поколенья;
Все было жертвою безгласного забвенья:
Дела великие не славились молвой,
Под камнем гробовым незнаем тлел герой.
Забвение не исчерпывается своей ролью стихийной энтропийной силы и фурии небытия. В ходе культурного развития в нем раскрываются смыслы, активно входящие в реальную историю и активно корректирующие ее. Таково исторически заданное растворение опыта в монотонии повседневно бессобытийной жизни. «Псковский крестьянин дичее подмосковных; он, кажется, не попал ни правой, ни левой ногой на тот путь, который ведет от патриархальности к гражданскому развитию, — путь, который называют прогрессом, воспитанием, рассказ о котором называют историей. Он живет возле полуразвалившихся бойниц и ничего не знает о них… Сомневаюсь, слыхал ли он об осаде Пскова… События последних полутора веков прошли над его головою, не возбудивши даже любопытства. Поколения через два-три мужичок перестраивает свои бревенчатые избы, бесследно гниющие, стареет в них, передает свой луг в руки сына, внука, полежит год, два, три на теплой печи, потом незаметно переходит в мерзлую землю...» 8
Таково и забвение, сознательно организуемое государственными властями ради корректировки культурно-исторического самосознания в направлении, им выгодном. В древнем Риме принимались специальные правительственные постановления о проклятии памяти (damnatio memoriae)
Источник: память мнемозины