голубой саксонский лес

Ответ от MidnightLady[гуру]
Для счастья не нужны слова,
Их слишком много, можно потеряться.
Слова искать - до сути не добраться.
Для счастья не нужны слова.
Для счастья нужен нежный, теплый взгляд,
Когда ты имя тихо произносишь,
Когда в себе такую бурю носишь,
Чтоб растопить метель и снегопад,
...
Бросая лишь один счастливый взгляд.

Ответ от Нюш@[гуру]
Я очень люблю стихотворения Пушкина, Цветаевой, Ахматовой, Есенина. Вот одно из любимых стихотворений Есенина:
Черемуха душистая
С весною расцвела
И ветки золотистые,
Что кудри завила
Кругом роса медвяная
Сползает по коре,
Под нею зелень пряная
Сияет в серебре
А рядом, у приталинки,
В траве между корней
Бежит, струится маленький
Серебряный ручей
Черемуха душистая,
Развесившись стоит,
А зелень золотистая
На солнышке горит
Ручей волной гремучею
Все ветки обдает
И вкрадчиво под кручею
Ей песенки поет!

Ответ от Пользователь удален[эксперт]
SILENTIUM!
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои -
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, -
Любуйся ими - и молчи.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изречённая есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, -
Питайся ими - и молчи.
Лишь жить в себе самом умей -
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, -
Внимай их пенью - и молчи!

Ответ от Пользователь удален[гуру]
Не могу. Очень длинное. Напишу начало и конец. Нет, не смогу - уж очень красиво - на целиком:
Голубой саксонский лес.
Снега битого фарфор.
Мир бесцветен, мир белес,
Точно извести раствор.
Ты, в коричневом пальто,
Я, исчадье распродаж.
Ты - никто, и я - никто.
Вместе мы - почти пейзаж.
Белых склонов тишь да гладь.
Стук в долине молотка.
Склонность гор к подножью дать
Может кровли городка.
Горный пик, доступный снам,
Фотопленке, свалке туч.
Склонность гор к подножью, к нам,
Суть изнанка ихних круч.
На ночь синее плато.
Трепыханье фитиля.
Ты - никто, и я - никто:
Дыма мертвая петля.
В туче прячась, бродит Бог,
Ноготь месяца грызя.
Как пейзажу с места вбок,
Нам с ума сойти нельзя.
Голубой саксонский лес.
К взгляду в зеркало и вдаль
Потерявший интерес
Глаза серого хрусталь.
Горный воздух, чье стекло
Вздох неведомо о чем
Разбивает, как ракло,
углекислым кирпичом.
Мы с тобой - никто, ничто.
Эти горы - наших фраз
Эхо, выросшее в сто,
Двести, триста тысяч раз.
Снизив речь до хрипоты,
Уподобить не впервой
Наши ребра и хребты
Ихней ломаной кривой.
Чем объятие плотней,
Тем пространства сзади - гор,
Склонов, складок, простыней -
Больше, времени в укор.
Но и маятника шаг
Вне пространства завести
Тоже в силах, как большак,
Дальше мяса на кости.
Голубой саксонский лес.
Мир зазубрен, ощутив,
Что материи в обрез.
Это - местный лейтмотив.
Дальше - только кислород:
В тело вхожая кутья
Через ноздри, через рот.
Вкус и цвет небытия.
Чем мы дышим - то мы есть,
Что мы топчем - в том нам гнить.
Данный вид суть, в нашу честь,
Их отказ соединить.
Это - край земли. Конец
Геологии; предел.
Место точно под венец
В воздух вытолкнутых тел.
В этом смысле мы - чета,
В вышних слаженный союз.
Ниже - явно ни черта.
Я взглянуть туда боюсь.
Крепче в локоть мне вцепись,
Побеждая страстью власть
Тяготенья - шанса, ввысь
Заглядевшись, вниз упасть.
Голубой саксонский лес.
Мир, следящий зорче птиц
- Гулливер и Геркулес -
За ужимками частиц.
Сумма двух распадов, мы
Можем дать взамен числа
Абажур без бахромы,
Стук по комнате мосла.
<Тук-тук-тук> стучит нога
на ходу в сосновый пол.
Горы прячут, как снега,
В цвете собственный глагол.
Чем хорош отвесный склон,
Что, раздевшись догола,
Все же - неодушевлен;
То же самое - скала.
В этом мире страшных форм
Наше дело - сторона.
Мы для них - подножный корм,
Многоточье, два зерна.
Чья невзрачность, в свой черед,
Лучше мышцы и костей
Нас удерживает от
Двух взаимных пропастей.
Голубой саксонский лес.
Близость зрения к лицу.
Гладь щеки - противовес
Клеток ихнему концу.
Взгляд, прикованный к чертам,
Освещенным и в тени, -
Продолженье клеток там,
Где кончаются они.
Не любви, но смысла скул,
дуг надбровных, звука <ах>
добиваются - сквозь гул
крови собственной - в горах.
Против них, что я, что ты,
Оба будучи черны,
Ихним снегом на черты
Наших лиц обречены.
Нас других не будет! Ни
Здесь, ни там, где все равны.
Оттого-то наши дни
В этом месте сочтены.
Чем отчетливей в упор
Профиль, пористость, анфас,
Тем естественней отбор
Напрочь времени у нас.
Голубой саксонский лес.
Грез базальтовых родня,
Мир без будущего, без
- проще - завтрашнего дня.
Мы с тобой никто, ничто.
Сумма лиц, мое с твоим,
Очерк чей и через сто
Тысяч лет неповторим.
Нас других не будет! Ночь,
Струйка дыма над трубой.
Утром нам отсюда прочь,
Вниз, с закушенной губой.
Сумма двух распадов, с двух
Жизней сдача - я и ты.
Миллиарды снежных мух
Не спасут от нищеты.
Нам цена - базарный грош!
Козырная двойка треф!
Я умру, и ты умрешь.
В нас течет одна пся крев.
Кто на этот грош, как тать,
Точит зуб из-за угла?
Сон, разжав нас, может дать
Только решку и орла.
Голубой саксонский лес.
Наста лунного наждак,
Неподвижности прогресс,
То есть - ходиков тик-так.
Снятой комнаты квадрат.
Покрывало из холста.
Геометрия утрат,

Ответ от Dr-blood[гуру]
Из книги Александра Карпенко
«Грань креста»
Я тебе не дарил букетов
Алых роз, голубых фиалок,
Георгинов, пышно расцветших
В украшенье осенним садам…
Всех цветов нашей бедной планеты,
Вероятно, было бы мало,
Чтоб букет получился достойным
Возложенья к твоим ногам.
Я с тобой не гулял по паркам
Томной Вены, Варшавы вольной,
По бульварам шального Парижа,
Заметенным потоком листвы.
Миг не видеть тебя мне жалко,
Час не видеть тебя мне больно,
День не видеть тебя мне горе,
Но об этом не знаешь ты.
Каждый день прихожу я к морю,
И оно мне покой возвращает.
Лишь на утро случайный прохожий,
Подошедший к соленой воде,
Коль знаком хоть немного с любовью,
По следам на песке прочитает
Те слова, что я вновь не решился
Предложить… не волне, а тебе.
Я хочу подарить тебе слово,
Что дороже всех бриллиантов.
Я хочу подарить тебе песню,
От которой заплачет песок.
Я хочу подарить тебе сердце –
Но тебе ведь не этого надо.
В самом деле, зачем тебе сердце?
Для чего тебе мяса кусок?

Ответ от Cherry[гуру]
Муха села на варенье,
Вот и все стихотворенье.

Ответ от Darkmonster[гуру]
Что там, за ветхой занавеской тьмы?
В гаданиях запутались умы.. .
Когда же с треском рухнет занавеска,
увидим все, как ошибались мы!
О. Хаям (Перевод И. Тхоржевский)

Ответ от Anikusha[гуру]
Выбор
Н. С. Гумилев
Созидающий башню сорвется,
Будет страшен стремительный лет,
И на дне мирового колодца
Он безумье свое проклянет.
Разрушающий будет раздавлен,
Опрокинут обломками плит,
И, Всевидящим Богом оставлен,
Он о муке своей возопит.
А ушедший в ночные пещеры
Или к заводям тихой реки
Повстречает свирепой пантеры
Наводящие ужас зрачки.
Не спасешься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но молчи: несравненное право —
Самому выбирать свою смерть.

Ответ от __[гуру]
Строим из себя мы великих героев
Предпочитая чтоб о нас вспоминали без боли
Но вряд ли дождемся мы солнечных дней
Идя по телам нам близких людей
Судьба нам готовит уж место в аду
А мы все мечтаем о рае
И строим политику, не замечая
Того, что она, противоречит,
Своей-же
Жестокой
Морали

Ответ от Марина никифорова[гуру]
Ах раздайтесь стены душные
Степь широкая нахлынь
И мечты мои воздушные
На меня как рати двинь
(Федор Сологуб)
Золотая золотая
серебристая пора
в наши окна залетая
паучки плывут с утра
Паутинки паутинки
носит ветер в сентябре
парк стоит как на картинке
в нашем новом букваре
(не помню автора.. . горестно...) .
Самое главное чуть не забыла: "Пьяный корабль".
Перевод Давид Самойлов. именно этот перевод.
Когда, от бичевы освободившись, я
Поплыл по воле Рек, глухих и непогожих,
На крашеных столбах - мишени для копья -
Кончались моряки под вопли краснокожих.
Теперь я весь свой груз спустил бы задарма:
Фламандское зерно и английские ткани,
Пока на берегу шла эта кутерьма,
Я плыл, куда несло, забыв о капитане.
В свирепой толчее я мчался в даль морей,
Как мозг ребенка, глух уже другую зиму.
И Полуострова срывались с якорей,
От суши отделясь, проскакивали мимо.
Шторм пробуждал меня, возничий жертв морских,
Как пробка, на волнах плясал я десять суток,
Презрев дурацкий взор огней береговых,
Среди слепых стихий, утративших рассудок.
В сосновой скорлупе ворочалась волна,
И мне была сладка, как мальчику кислица
Отмыла все следы блевоты и вина
И сорвала рули, когда пошла яриться.
С тех пор я был омыт поэзией морей,
Густым настоем звёзд и призрачным свеченьем,
Я жрал голубизну, где странствует ничей
Завороженный труп, влеком морским теченьем.
Где вдруг линяет синь от яркости дневной,
И, отгоняя бред, взяв верх над ритмом тусклым,
Огромней ваших лир, мощней, чем чад хмельной,
Горчайшая любовь вскипает рыжим суслом.
Я знаю смерч, бурун, водоворот, борей,
Грозовый небосвод над вечером ревущим,
Рассвет, что всполошен, как стая сизарей,
И видел то, что лишь мерещится живущим.
Я видел низких зорь передрассветный сон,
Сгущенный в синяки мистических видений,
И волны, что дрожат и ходят колесом,
Как лицедеи из старинных представлений.
Я долго созерцал, как, злобой обуян,
Ревет прибой, похож на стадо в истерии,
Не ведая еще, что дикий Океан
Смиренно припадет к ногам Святой Марии.
Вы знаете! Я плыл вдоль неземных Флорид,
Там, где цветы, глаза пантер, обличьем сходных
С людьми, и, наклонясь, там радуга парит
Цветною упряжью для табунов подводных.
Я чуял смрад болот, подобье старых мреж,
Где в тростниках гниет нутро Левиафана,
Я видел мертвый штиль и в нем - воды мятеж,
И в мутной глубине жемчужного тумана -
Жар неба, бледный диск, мерцанье ледников
И мели мерзкие среди заливов грязных,
Где змеи жирные - жратва лесных клопов -
В дурмане падают с дерев винтообразных.
Как детям показать поющих рыб, дорад,
И рыбок золотых, не знающих печали!
Я в пене лепестков летел, прохладе рад.
Нездешние ветра полет мой окрыляли.
Бывало, Океан, устав от полюсов,
Укачивал меня, и пеньем монотонным
Цветною мглой в борта всосаться был готов
Я был, как женщина, коленопреклонённым... .
Почти что остров, я опять пускался в путь,
Влача помёт и птиц, пришедших в исступленье,
И осторожный труп, задумавший соснуть,
Попятившись, вползал свкозь хрупкие крепленья.
И вот, осатанев в лазури ветровой,
Я - тот, кто у смерчей заимствовал прическу.
Ганзейский парусник и шлюп сторожевой
Не примут на буксир мой кузов, пьяный в доску!
Я, вольный, мчал в дыму сквозь лиловатый свет,
Кирпичный небосвод тараня, словно стены
Заляпанные - чтоб посмаковал поэт! -
Сплошь лишаями солнц или соплями пены;
Метался, весь в огнях, безумная доска,
С толпой морских коньков устраивая гонки,
Когда Июль крушил ударом кулака
Ультрамарин небес, и прошибал воронки;
Мальштремы слышавший за тридевять округ,
И бегемотов гон и стон из их утробы,
Сучивший синеву не покладая рук,
Я начал тосковать по гаваням Европы.
Я видел небеса, что спятили давно,
Меж звездных островов я плыл с астральной пылью.. .
Неужто в тех ночах ты спишь, окружено
Златою стаей птиц, Грядущее Всесилье?
Я изрыдался! Как ужасен ход времен,
Язвительна луна и беспощадны зори!
Я горечью любви по горло опоён.
Скорей разбейся, киль! Пускай я кану в море!
Нет! Я хотел бы в ту Европу

Ответ от 3 ответа[гуру]