грибоедовская москва

Ответ от Елена Конюхова[гуру]
Москва, по свидетельству современников, после ухода французов в 1812 году представляла собой пепелище. Из 9158 домов, деревянных и каменных, сгорело 6532. А сколько погибло культурных ценностей! Сгорело собрание Мусина-Пушкина и в нем подлинная рукопись «Слова о полку Игореве». Была уничтожена научная коллекция Московского университета, библиотека Бутурлина в 40 тысяч томов и многие другие невосполнимые ценности.
Многие москвичи не верили в восстановление Москвы и считали, что с Москвой надо навсегда проститься. Но в сожженную, ограбленную, разоренную Москву понемногу возвращаются беженцы. Начинается восстановление почти полностью испепеленного города.
Уже в 1813 году поэт А. Мерзляков пишет: «С нами совершаются чудеса божественные… Москва, разрушенная, опустошенная, - уже лучший город в России. Топор стучит в тысячах рук, кровли наводятся; целые опустошенные переулки становятся по-прежнему застроенными; народу тьма… »
(Продолжить)
Москва становится еще краше. Сносятся укрепления Китай-города, воздвигнутые еще при Петре I, и на их месте прокладываются Театральный и Китайский проезды. Была осушена топь на Театральной площади, а река Неглинная, протекавшая в открытом канале, была взята в трубы и засыпана землей. У стен Кремля были посажены сады, а на Моховой построено здание Манежа для ученья и смотра войск.
Москва отстраивалась и хорошела, на за новыми фасадами домов потекла старая, беззаботная, привольная дворянская жизнь. В Москве восстанавливается старый дворянский уклад XVIII века.
«Тузы» и дворяне среднего достатка держали многочисленную дворню. Каждый из слуг имел свои обязанности: кто убирал комнаты, кто следил за топкой печей, кто обязан был греть перед печкой газеты, прежде чем подать их барину. Считалось неприличным самому встать с места и взять нужную тебе вещь – это должен был делать слуга.
Жили в богатых дворянских семьях и приживалы-нахлебники. К их числу принадлежал, например, известный всей Москве грек Метакса. («А жив, он, турок или грек? » - спросит о нем Чацкий. )
В Москве доживали свой век отставные вельможи, те кто был в силе при Екатерине и при Павле. Они пользовались теперь призрачной славой, хвастаясь прежними "заслугами", знаками отличия, орденами. Такой вельможа целый день зевает у камина, а вокруг него всё в движении: суетится челядь, гремит на хорах музыка. Он окружен иностранцами, шарлатанами, людьми, которых он презирает, но без которых не может обойтись. К московским тузам, разливавшимся «в пирах и мотовстве» , принадлежал, например, князь Голицын, промотавший за несколько лет состояние в 22 тысячи крепостных душ и в несколько сот тысяч рублей.
Развлекались дворяне по-разному. Богатые помещики устраивали домашние театры. Во время приемов некоторые «театралы» прятали за ширмой кого-нибудь из крепостных актеров, искусно подражавших пению птиц.
Большое место в жизни столицы занимал Английский клуб, насчитывавший около 600 человек. В него допускались лишь представители московской знати, женщинам туда доступ был закрыт. Уверенные в своем всеведении, многие из членов клуба с важностью рассуждали там о вещах, совершенно им чуждых, не боясь при этом высказать свое невежество. Были среди членов клуба и неглупые люди, но они чаще всего просиживали вечера в газетной комнате.
Выезжали в свет обычно цугом – на шестерке запряженных лошадей с 2-3 лакеями на запятках.
В программу домашнего воспитания дворян включалось прежде всего обучение пению, танцам и французскому языку. Занятие наукой и искусством считалось делом, недостойным дворян. Так, графу Федору Толстому, избравшему путь художника, говорили что он бесчестит свою фамилию.
Французская речь стала очень модной. Оставшиеся в России пленные приглашались в дом московских дворян в качестве учителей. В редком доме не было своего пленного француза.