как звали борова из второго загонщика

Ответ от Анджела[гуру]
Всю свою жизнь Игнатьич не мог простить себе, как обошелся с Глашкой Куклиной. Девушка, по-видимому, нравилась Зиновию Утробину. Но пришедшие на чушанскую лесопилку трудармейцы, особенно командир — «тонкий да звонкий лейтенантик» , овладели девичьим слухом. По поселку поползли слухи, 'дошли они и до Зиновия. Мужики научили Утробина, как рассчитаться с «изменщицей» Глашкой: прижать, зацеловать, затискать, дать волю рукам. Но когда Зиновий увидел скромный девичий наряд: байковые штанишки, крашенные домодельной краской, с разномастными, колотыми пуговицами, он остановился. «...Поддал он хнычущей, трясущейся девчонке коленом в зад, и она полетела в воду» . С тех пор между Глашкой и Зиновием легла вражда.
По окончании службы в Киргизии Зиновий вернулся домой, в поселок Чуш, вместе с женой. Глаша вышла замуж за тихого, приезжего мужика — счетовода. Женщина вежливо здоровалась, но рыбак понимал: Глаша не забыла обиды. Зиновий мучился, раскаивался. Будучи еще на службе, написал Глаше письмо с извйнениями, но ответа так и не получил. В первый вечер после приезда он подкараулил ее, решил лично извиниться, на что женщина ему ответила: «Пусть вас Бог простит... » .
И теперь, один на один с рекой, ночью и царь-рыбой, Игнатьич думал, что пришло возмездие, потому что никакое злодейство бесследно не проходит. Он стал неистово кричать в темноту: «Прости, Глаша! Прости! » Игнатьич почувствовал рывок, потом удар, царь-рыба ушла в воду, на дно. Рыбак отпустил добычу: «Иди, рыба, иди! Поживи сколько можешь!. .» И вдруг Игнатьичу стало легче — и физически, и душевно.. .Игнатьич думает, за какой же это грех ему такое наказание? И понял, что это ему за то, что Глашку обидел. Он из-за ревности сделал со своей невестой такое, чему нет ни прощения, ни оправдания. Долго он мучился из-за этого случая, прислал письмо с фронта, извинялся лично, но она не смогла его простить. Этот случай с царь-рыбой ему расплата за тот гнусный поступок.
Он кричит, просит прощения у Глаши, хочет уже отпустить руки от лодки, но пальцы онемели и не слушаются его.