моя цветаева

Ответ от Aziatka[гуру]
Марина Цветаева. Эффектно и даже вычурно звучит это имя, похожее на псевдоним. Но за цветочным именем — израненная душа, скитающаяся в бесконечности страстей. Везде — не дома, всегда — не богата и, в общем-то, не слишком удачлива. В маркитанском обозе своей неуёмной воительницы судьбы. Поэт Марина Цветаева.. . Именно поэт, слова "поэтесса" она не любила... Как многие поэты, Цветаева охотно верила "знакам судьбы". Полночь, листопад, суббота — она прочитала этот горестный гороскоп легко и отчётливо. Рябина навсегда вошла в её поэзию. Пылающая и горькая, на излёте осени, она стала символом судьбы, тоже горькой, пылающей творчеством и уходящей в зиму забвения. Но уже тогда, в ранней юности, Марина Цветаева догадалась, что её поэзия по духу своему — мятеж, пожар, ракета, что она по сути своей — вперекор всему: и покою сна, и тишине святилищ, и фимиаму славы, и даже пыли забвения. О, она была уверена, что пожар всё равно разгорится, а стихам её "настанет свой черёд". Самое удивительное — это, конечно, её полнейшая уверенность, что сроки исполнятся: настанут дни (хоть через сто лет!) , и её стихи, те самые, что лежат "в пыли по магазинам", нечитанные, немые, погребённые, — они, как засыпанные пеплом угли, вспыхнут, и грозное зарево поэтического мятежа будет видно далеко окрест.
Пророчество сбылось: Цветаева сегодня — один из самых любимых и читаемых поэтов. Она прожила менее полувека, начала серьёзно писать приблизительно в шестнадцать лет и за три десятилетия напряжённого непрерывного труда оставила такое литературное наследие, с которым по масштабу и духовной напряжённости мало что может сравниться. Сотни стихов, пьеса, более десяти поэм, критические статьи, мемуарная проза.. . Ею создан совершенно неповторимый поэтический мир, оригинальный голос её чисто и ясно звучит среди пёстрого многоголосья школ и течений "серебряного века". Её лирика — это непрерывное объяснение в любви по самым различным поводам, любви к миру, выражаемой требовательно, страстно, а иногда и с дерзо­стью гордого вызова. И это несмотря на то, что в поэзии Цветаевой есть немало упоминаний о бренности всего земного и мыслей о собственном конце:
И всё же общая тональность её лирики — мажорная, даже праздничная, и меньше всего в ней пассивной элегичности:
Это очень типично для Марины Цветаевой — всё своевольно и властно подчинять собственной мечте. Её афоризм "Равенство души и глагола — вот поэт" справедлив и по отношению к её блестящим и талантливейшим современникам: Блоку, Ахматовой, Пастернаку, Маяковскому — и, конечно же, по отношению к ней самой, ведь в ней счастливо сочетались и дар души, и дар слова. Душу свою, все приметы душевных состояний, многоголосие жизни, всю полноту земного бытия она воплощала в стихи:
Кто создан из камня, кто создан из глины, —
А я серебрюсь и сверкаю!
Сила её стихов — не в зрительных образах, а в завораживающем потоке всё время меняющихся, гибких ритмов. "Я не верю стихам, которые льются. Рвутся — да! " — это становится особой приметой её стиля, новаторского и неповторимого. И не отвлечённо-словесное изобретательство, а органическое выявле­ние в слове буйного, взволнованного состояния души, души безмерной и оттого страдающей "с этой безмерностью в мире мер".
Из широкого охвата лирических тем, где всё, как к единому центру, сходится к любви, надо выделить то, что всегда в жизни Марины Цветаевой оставалось основным, глубинным, определяющим. Она — поэт русского национального начала.
Древняя Русь предстаёт в её стихах как стихия буйства, своеволия, безудержного разгула душа. Возникает образ женщины, преданной бунтарству, самовластно отдающейся прихотям сердца, как бы вырвавшейся из-под тяготевшего над нею векового гнёта. Она — то стрельчиха замоскворецких бунтов, то ворожея-книжница, то участница разбойных ватаг, то чуть ли не боярыня Морозова. Её Русь поёт, причитает, пляшет, богомольствует и кощунствует во всю ширь неуёмной русской натуры:
Мимо ночных башен
Площади нас мчат.
Эту Русь Цветаева любила. Её она оплакивала