не стучите лысиной по паркету

Ответ от Fanny Fler[гуру]
"Я не философ. Нет, я не солгу.
Я старый человек, а не философ,
хотя я отмахнуться не могу
от некоторых бешеных вопросов.
Я грустный человек, и я шучу
по-своему, отчасти уподобясь
замку. А уподобиться ключу
не позволяет лысина и совесть.
Пусть те правдоискатели, что тут
не в силах удержаться от зевоты,
себе по попугаю заведут,
и те цедить им будут анекдоты.
Вот так же, как в прогулке нагишом,
вот так -- и это, знаете, без смеха --
есть что-то первобытное в большом
веселии от собственного эха.
Серьезность, к сожалению, не плюс.
Но тем, что я презрительно отплюнусь,
я только докажу, что не стремлюсь
назад, в глубокомысленную юность.
Так зрелище, приятное для глаз,
башмак заносит в мерзостную жижу.
Хоть пользу диалектики как раз
в удобстве ретроспекции я вижу.
Я не гожусь ни в дети, ни в отцы.
Я не имею родственницы, брата.
Соединять начала и концы
занятие скорей для акробата.
Я где-то в промежутке или вне.
Однако я стараюсь, ради шутки,
в действительности стоя в стороне,
настаивать, что "нет, я в промежутке"..." И. Бродский.
***
"В голове моего математика
Вся вселенная встала вверх дном.
А у Новой Земли ходит Арктика,
Ходит Арктика ходуном.
Ходят белые льды, как дредноуты,
Бьются, будто бы богатыри.
Ах, давно бы ты мне, ах давно бы ты
Написала б странички две-три.
Написала б ты мне про Голландию,
Где большие тюльпаны растут.
Написала б ты мне про Шотландию,
Где печальные песни поют.
Но никак не приходит послание
И от этого грустно в груди.
Ни тебя, ни письма, ни Голландии,
Только этот очкарик нудит.
Понудит он и все ухмыляется,
Блещет лысины розовый круг,
А под лысиной так получается,
Что Америке скоро каюк.
А в Америке парни усталые,
Все хлопочут, чтоб мы померли.
Дайте землю, товарищи, старую,
Не хочу больше Новой Земли.
С математиком, серым, как олово,
Скоро бросим прощанья слезу.
Привезет он в Москву свою голову,
Я другое совсем привезу. " Ю. Визбор, "Новая Земля".
***
"(...) Возвратившись в номер, Остап увидел, что молочные братья уже сидят друг против друга на полу и, устало отпихиваясь ладонями, бормочут: "А ты кто такой? "
-- Не поделились? - спросил Бендер, задергивая портьеру.
Паниковский и Балаганов быстро вскочили на ноги и принялись рассказывать. Каждый из них приписывал весь успех себе и чернил действия другого. Обидные для себя подробности они, не сговариваясь, опускали, приводя взамен их большое количество деталей, рисующих в выгодном свете их молодечество и расторопность.
-- Ну, довольно? --молвил Остап. --Не стучите лысиной по паркету. Картина битвы мне ясна. Так вы говорите, с ним была девушка? Это хорошо. Итак, маленький служащий запросто носит в кармане... вы, кажется, уже посчитали? Сколько там? Ого! Десять тысяч! Жалованье господина Корейко за двадцать лет беспорочной службы. Зрелище для богов, как пишут наиболее умные передовики.
Но не помешал ли я вам? Вы что-то делали тут на полу? Вы делили деньги? Продолжайте, продолжайте, я посмотрю. (...)" И. Ильф, Е Петров, "Золотой теленок".