сайт пушкинского дома

Ответ от Петя Канищев[гуру]
Начало стихотворения – это пушкинский Петербург, прямая перекличка с «Медным всадником» Пушкина, а обращение к Пушкинскому дому – прямая отсылка к Пушкину.
Звук понятный и знакомый,
Не пустой для сердца звук.
Почему не пустой? Потому что Пушкин так много значит для Блока и для Петербурга как города Пушкина и Блока.
Это – звоны ледохода
На торжественной реке.
Ср. у Пушкина в «Медном всаднике» :
Или победу над врагом
Россия снова торжествует,
Когда, взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет
И, чуя вешни дни, ликует.
У Блока:
Это – древний сфинкс, глядящий
Вслед медлительной волне.. .
Образ сфинкса для Блока – символ Петербурга, стерегущий Неву. У Пушкина в «Медном всаднике» сфинкса нет, а сенат стерегут львы. Там «как живые, стоят два льва сторожевые». Именно с Сенатской площади Блок в последний раз шлет поклон Пушкину, его дому. Но зато у Блока прямая перекличка с пушкинским памятником Петру – медным всадником:
Всадник бронзовый, летящий
На недвижном скакуне.
Обращает на себя внимание этот образ летящего всадника на недвижном скакуне. Вспомним, как у Пушкина:
И, обращен к нему спиною,
Простерши руку в вышине,
Над возмущенною Невою
Стоит с простертою рукою
Гигант на бронзовом коне.
И далее:
О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?
Далее Блок, будучи коренным петербуржцем, всецело во власти этого города и его белых ночей, погружается в настоящее. Но настоящее обмануло его надежды:
Наши страстные печали
Над таинственной Невой,
Как мы черный день встречали
Белой ночью огневой.
А у Пушкина в «Медном всаднике» белые ночи короткие, благостные, совсем другие:
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла.. .
Как радужны были надежды Блока, как по-пушкински неистова была жажда счастья и свободы, воплотившаяся в неукротимой и раздольной Неве:
Что за пламенные дали
Открывала нам река!
Но не эти дни мы звали,
А грядущие века!
А надежды были обмануты.
Пропуская дней гнетущих
Кратковременный обман,
Прозревали дней грядущих
Сине-розовый туман.
Что прозревали? На что надеялись? На Пушкина, на воспетую им свободу:
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Как установили пушкинисты, это у Блока реминисценция раннего – 1818 года – стихотворения Пушкина, обращенного к Н. Я. Плюсковой, фрейлине императрицы. Собственно, Пушкин пишет об императрице Елизавете Алексеевне, но с течением времени тайная свобода приобрела расширительный смысл, и Блок имеет в виду – через сто лет после этого стихотворения – совсем другую свободу.
В этом стихотворении Блока все – от Пушкина:
Не твоих ли звуков сладость
Вдохновляла в те года?
Не твоя ли, Пушкин, радость
Окрыляла нас тогда?
В какие года? Года надежды, когда он прозревал дней грядущих сине-розовый туман. И постоянное обращение к Неве как символу Петербурга и Пушкина в нем. Нева у него – торжественная река, медлительная волна, таинственная Нева и, наконец:
Что за пламенные дали
Открывала нам река.. .
Для Блока имя Пушкинского дома – родной для сердца звук. И этот родной звук – имя Пушкина – сопровождает его в последнем пути, в грядущем закате, который он уже ощущает:
Вот зачем, в часы заката,
Уходя в ночную тьму,
С белой площади Сената
Тихо кланяюсь ему.
Последний прощальный поклон Блока Пушкину, его дому. Потому что Пушкин – его всё, его и Петербурга.
Н. АВИЛОВА