Ответ от Ђомик[гуру]
Эти шесть строчек по своей композиции соответствуют всем музыкальным и поэтическим канонам: тема – ее развертывание – кульминация – завершение.
В начало стихотворения вынесено ключевое слово – слезы, которое задает и тему, и – главное – настроение: оно ведет нас в область глубоких человеческих переживаний (характер определения людские сразу исключает ассоциации со слезами радости или благодарности) ; оно получает тяжелое звучание: инверсия заставляет нас произнести его с особым ударением, особой силой (сравните: людские слезы и слезы людские). К тому же ведь это – обращение, которому тоже свойственна выделительная интонация. Повтор словосочетания и коротенькая частица (о слезы людские) в пределах одной строки создают явственно ощущаемое нарастание напряжения, волнения.
Потом короткая интонационная передышка во второй строке. Она начинается словом льетесь – этому единственному на все стихотворение глаголу выпала очень важная роль: он не только означает действие, состояние; его фонетика ведет главную «музыкальную» тему: подхватывает прозвучавшие в первой строчке ударные [л’о, л’у] – и повторяет снова и снова их вариации [л’jо, л’jу]... Этого нельзя не услышать – повторенные пять раз льетесь, льетесь... льются словно завораживают, создавая почти физическое ощущение, что льются слова и строки самого стихотворения.
Новой интонацией выделены третья и четвертая строчки: каждая распадается на две симметрично построенные части с паузой-цезурой посредине. Эта пауза, выделяющая очень важные определения, почти сказуемые (льетесь безвестные, льетесь незримые) , заставляет наш слух насторожиться, чтобы потом мы могли явственно услышать в следующей строке всплеск отчаяния: неистощимые, неисчислимые. Здесь нет «льющихся» звуков, здесь господствуют ст, щ, сч. Ударные гласные здесь высокие и трагические (и – и) , и расстояние между ними такое (вместо четырех ударных на эту строку приходится только два) , что получаются они сильными, похожими на перебои в ритме сердца.
За этой кульминацией – спокойный, хотя и мрачный, завершающий аккорд – развернутое сравнение, переводящее мысль и воображение в другую плоскость, в сферу природы; словно восстанавливается дыхание стиха: снова четырехударный ритм, нет цезур, снова льетесь... льются... Но эмоциональную окраску определяют гласные совсем другого регистра: мрачные и «темные» у, у, у (удивительно сливаются смысл и звучание в так точно найденном определении глухую (осень) .
Это и есть совершенная гармония содержания, смысла и формы, которая и втягивает нас в сопереживание автору, затрагивая не только нашу мысль, но и наши чувства, жизнь нашего сердца («О память сердца! ты сильней рассудка памяти печальной...») .
Только не надо думать, что поэт пересчитывает ударения или выбирает синтаксические конструкции. Это мы анализируем, «поверяем» алгеброй гармонию единого и неделимого целого: нам очень важно понять, что такое истинное совершенство, в чем и как оно выражается.
Гармоничность этого стихотворения поражает тем больше, что по сути оно трагическое. Ведь не о слезах оно – слезы только знак, только метонимическое обозначение человеческих страданий. Это о них – безвестные, незримые, неисчислимые. За каждым прилагательным – вечный вопрос: почему? зачем? доколе? («Доколе матери тужить? » – как спросит Блок. ) Страдание объединяет и уравнивает всех: оно ведомо старым и молодым, добрым и злым, правым и виноватым. И перед каждым встают эти вечные вопросы, и каждый (в меру своего серьезного отношения к жизни) ищет ответа на них.
Примером внутреннего интереса Тютчева к социальным мотивам русского фольклора может служить также его знаменитое стихотворение « Слезы людские, о слезы людские ». Представленное в нем сравнение людских слез с дождевыми струями (оно выполняет одновременно функцию гиперболы) вполне согласовано с эстетическими принципами русского фольклора, в котором уподобление человеческих слез течению ручья, реки и т. п. встречается довольно часто. Равнением на эти принципы характеризуются такие, например, образы Н. А. Некрасова, как: 1) «Прибитая к земле слезами ...пыль» и т. д. («Тишина» , 1857); 2) «Как дождь, зарядивший надолго, негромко рыдает она» («Мороз, Красный Нос» , 1863). Ритмические особенности « Слез людских » Тютчева также родственны народной поэтике. Фольклорная напевность придается стихотворению отчасти дактилическим размером, но главное – дактилическими окончаниями 3-го и 4-го стиха. Именно фольклорные интонации и способствуют отождествлению слез людских со слезами народными. В стихотворении « Слезы людские » Тютчев в первый и последний раз обращается к дактилическому окончанию, но обращение это симптоматично. К моменту создания этого стихотворения (1849) дактилические окончания в русской поэзии еще не были так прочно, как впоследствии, закреплены за народно-крестьянской темой. Даже у Некрасова в этот период дактилические окончания носят еще нейтральный характер (см. , например, его «Современную оду» и «Застенчивость») . В стихотворении « Слезы людские » Тютчев, таким образом, как бы предвосхищает проникновение в русскую «книжную» поэзию протяжно-минорных стихотворений на народную тему.
Вот хороший плановый анализ и, главное, прост в понимании.