Автор Костя гамов задал вопрос в разделе Прочие развлечения
кто нибудь скиньте текст Д. Гранина и получил лучший ответ
Ответ от CВЕТЛАНА ЮДИНА[эксперт]
Однажды один из моих знакомых академиков в минуту откровенности выложил свои размышления о судьбах некоторых знакомых мне ученых.
— Из всех, кто забрался наверх и сохранил интеллигентность, я знаю лишь Андрея Дмитриевича Сахарова. И зато какая участь постигла его, как жестоко исторгла среда “допущенного туда”, каким отступником сочла. Сахаров оставался в генеральском обществе самим собой, не подлаживался и, что любопытно, отдавал должное генеральско-солдатскому юмору, острословию, не без удовольствия рассказывал мне байку: “поставь и направь”. Это, мол, ваше дело, ученых, наше генеральское — все остальное.
Братья Анатолий и Борис Александровы, оба талантливые физики, второе их пополнение, Евгений Борисович, тоже выдающийся физик; братья Вавиловы, оба крупные ученые; Мигдалы — отец и сын, академики; Линники — отец и сын, отец физик, сын математик, оба академики высшего класса. Что это, передается по наследству?
Евгений Борисович Александров с детства задавал отцу бесчисленные вопросы: Луна — какая она? Очень большая? Как дом? А Земля? Еще больше? Отец отвечал как ученый, открывая перед мальчиком совокупности мира.
Ответы отца пробуждали мысль, заставляли задавать новые вопросы. В институте все давалось легко, он был вундеркиндом.
Александровы старшие стали хорошими учеными. Любопытно, на чем разошлись их пути, а затем и характеры. Анатолий решал некоторые проблемы военного флота, размагничивания кораблей, делал работы секретные и входил в высшие сферы ВПК (военно-промышленного комплекса). Он стал “закрытым”. Общение с генеральской средой не прошло бесследно, он приспосабливался к их юмору, их анекдотам, их языку, выпивкам. Придворный ученый. Секретность искажала натуру. Секретность наделяла человека как бы исключительностью, отгораживала от обычного люда. Ни о чем и ни с кем. Появлялся какой-то стопор внутри.
Борис жил куда свободнее, критичнее воспринимал происходящее. Интеллигентность его сохранялась. К ряду событий того времени — борьбе с космополитами, преклонением и т. п. — он относился брезгливо. Хотя завидовал карьере брата. Расхождение шло с обеих сторон.
Анатолий Петрович огрубел. Все он понимал и со всем мирился. Летом ездил под Астрахань, раскидывал там палаточный семейный лагерь. Его посещало местное начальство с дарами. Выпивки, песни. Член ЦК пожаловал! И он принимал все это холопство. И дети его принимали. Оправдывал себя — таков порядок, ничего не поделаешь, ради дела.
Попадая наверх, интеллигенты теряли интеллигентность, снимали ее при входе, иначе они туда не допускались, от них тогда избавлялись.
Генеральская среда, партийная (они схожи) , они быстро определили, кто на что падок, отобрали тех, кто мог, подобно Курчатову, Александрову, быть приемлемым для ученых, командовать ими и в то же время быть управляемым.
Жизнь разводила братьев. Конечно, секретность неизбежна. Но, думается, у нас ею злоупотребляли. Удобное прикрытие — делали секретной работу, чтобы избавить ее от критики “непосвященных”.
Но тот же Анатолий Петрович Александров устоял перед нажимом сверху, не допустил исключить Сахарова из Академии наук. Сохранил он и свой творческий потенциал, сохранил интеллигентную обстановку в академии, пока был ее президентом.
Власть, секретность — они несомненно портят любого, и все же талант — это такая штука, которая приводит к несогласию, к независимым суждениям.. .
"Заговор" Так начинается глава "Минута откровенности"
микьоны
«Упражняется ли милосердие в нашей жизни? » - задает нам вопрос автор, с самого начала заявляя актуальную для него проблему и приглашая читателя задуматься: действительно, «есть ли постоянная принуда для этого чувства?» . Позиция самого Д. Гранина ярко выражена в последнем абзаце: автор убежден, что воспитание чувства милосердия в современном обществе - «необходимость настоятельная, труднооценимая» , он обращается к традициям русской классической литературы, чтобы проследить развитие темы милосердия и сострадания от Пушкина до наших дней.
Писатель приводит в качестве примера цитату из стихотворения А. С. Пушкина «Памятник» , в последней строке которого Д. Гранин видит «прямой призыв к милосердию» . Автор утверждает, что именно Пушкин положил начало развитию темы «милости к падшим» в таких произведениях, как «Пир Петра Первого» , «Капитанская дочка» , «Выстрел» , «Станционный смотритель» , позднее же эта тема получила продолжение в творчестве «Гоголя и Тургенева, Некрасова и Достоевского, Толстого и Короленко, Чехова и Лескова» . В тексте Даниила Гранина часто встречается такое средство выразительности, как ряды однородных членов. В приведенной выше цитате автор использует этот прием, чтобы показать, насколько широко рассматриваемая им проблема отражена в произведениях подавляющего большинства русских писателей XIX века. В следующем абзаце мы видим ряд однородных определений: «… обращение писателей к героям униженным и оскорбленным, сирым, убогим, бесконечно одиноким, несчастным, к падшим…» . Эти эпитеты взаимно усиливают друг друга, и автору удается выразить глубочайшую степень униженности, одиночества «падших героев» .
Я согласна с автором в том, что сегодняшняя литература должна осознать необходимость воспитания чувства сострадания, «возвращения к нему» в современном мире, ставшем более жестоким с течением времени. Чтение русской классической литературы - прекрасный способ эстетического и духовного воспитания, самосовершенствования человека как личности и как члена общества. Особое внимание, как мне кажется, необходимо уделять изучению русской литературы в школе, поскольку именно в детском, юношеском возрасте закладываются основы нравственности и морали и от этого зависит, каким человек будет в дальнейшем, какой жизненный путь он выберет. Однако я не вполне принимаю гранинское прочтение образа Сонечки Мармеладовой, героини романа Достоевского «Преступление и наказание» . Гранин представляет ее как одну из множества «сирых» и «убогих» , включает в ряд персонажей, к которым в произведениях русских классиков проявляется сострадание. Но у разных авторов - разные взгляды и разные образы героев, и это надо учитывать. Если в «забитом ничтожнейшем чиновнике» - станционном смотрителе - мы, несомненно, видим «человека с душой благородной, достойной любви и уважения» , то в образе Сони Мармеладовой, как мне кажется, читатель «открывает» прежде всего не «оскорбленную, сирую, убогую, несчастную» девушку, а человека удивительной души - щедрой, всепрощающей, способной к бескорыстной христианской любви, человека необычайно сильного духовно и безгранично верящего в добро и справедливость. Соне не нужно милосердия со стороны окружающих, ибо она сама - воплощение милосердия и любви к ближнему.
Итак, литература наша действительно не имеет права «отказаться от пушкинского завета» , особенно сейчас, когда «век» вновь обещает быть «жестоким»