антонович о романе отцы и дети

Ответ от Оксик[гуру]
Мы отрицаем, --пишет г. Антонович, --только ваше искусство, вашу поэзию, г. Тургенев; но не отрицаем и даже требуем другого искусства и поэзии, хоть такой поэзии, какую представил, например, Гете. "Были люди, --замечает критик в другом месте, --которые изучали природу и наслаждались ею, понимали смысл ее явлений, знали движение волн и трав прозябанье, читали звездную книгу ясно, научно, без мечтательности, и были великими поэтами". Г. Антонович, очевидно, не хочет приводить стихов, которые всем известны: С природой одною он жизнью дышал. Ручья разумел лепетанье, И говор древесных листов понимал, И чувствовал трав прозябанье; Была ему звездная книга ясна, И с ним говорила морская волна11. Дело ясное: г. Антонович объявляет себя поклонником Гете и утверждает, что молодое поколение признает поэзию великого старца. От него, говорит он, мы научились "высшему и разумному наслаждению природой". Вот неожиданный и, признаемся, весьма сомнительный факт! Давно ли же это "Современник" сделался поклонником тайного советника Гете? "Современник" ведь очень много говорит о литературе; он особенно любит стишки. Чуть, бывало, появится сборник каких-нибудь стихотворений, уж на него непременно пишется разбор. Но чтобы он много толковал о Гете, чтобы ставил его в образец, --этого, кажется, вовсе не бывало. "Современник" бранил Пушкина: вот это все помнят12; но прославлять Гете -- ему случается, кажется, в первый раз, если не поминать давно прошедших и забытых годов. Что же это значит? Разве уж очень понадобился? Да и возможное ли дело, чтобы "Современник" восхищался Гете, эгоистом Гете, который служит вечною ссылкою для поклонников искусства для искусства, который представляет образец олимпийского безучастия к земным делам, который пережил революцию, покорение Германии и войну освобождения, не принимая в них никакого сердечного участия, глядя на все события свысока!.. 13 Не можем мы также думать, чтобы молодое поколение училось наслаждению природой или чему-нибудь другому у Гете. Дело это всем известное; если молодое поколение читает поэтов, то уж никак не Гете; вместо Гете оно много-много читает Гейне, вместо Пушкина -- Некрасова. Если г. Антонович столь неожиданно объявил себя приверженцем Гете, то это еще не доказывает, что молодое поколение расположено упиваться гетевскою поэзией, что оно учится у Гете наслаждаться природою. Гораздо прямее и откровеннее излагает дело г. Писарев. Он также находит, что, отрицая искусство, Базаров завирается, отрицает вещи, которых не знает или не понимает. "Поэзия, --говорит критик, --по его мнению, ерунда; читать Пушкина -- потерянное время; заниматься музыкою -- смешно; наслаждаться природою -- нелепо". Для опровержения таких заблуждений г. Писарев не прибегает к авторитетам, как сделал г. Антонович, но старается собственноручно объяснить нам законность эстетических наслаждений. Отвергать их, говорит он, нельзя: ведь это значило бы отвергать наслаждение "приятным раздражением зрительных и слуховых нервов". Ведь, например, "наслаждение музыкою есть чисто физическое ощущение". "Последовательные материалисты, вроде Карла Фохта, Молешотта и Бюхнера14, не отказывают поденщику в чарке водки, а достаточным классам в употреблении наркотических веществ. Они смотрят снисходительно даже на нарушения должной меры, хотя признают подобные нарушения вредными для здоровья". "Отчего же, допуская употребление водки и наркотических веществ вообще, не допустить наслаждения природою". И точно так, если можно пить водку, то отчего же нельзя читать Пушкина? Отсюда мы уже должны ясно видеть, что так как Базаров допускал питье водки и сам ее пил, то он поступает непоследовательно, смеясь над чтением Пушкина и над игрою на виолончели.
Источник: az.lib.ru/s/strahow_n_n/text_0050.shtml