ночь в балаклаве

Ответ от Милана Силайчева[новичек]
Ночь была темной. Луна хотя и взошла, однако же ее скрывали густые облака, покрывавшие горизонт. Совершенная тишина царствовала в воздухе. Ни малейший ветерок не рябил гладкую поверхность заснувшей реки, быстро и молча катившей свои воды к морю. Кое-где только слышался легкий плеск у крутого берега от отделившегося и упавшего в воду комка земли. Иногда утка пролетала над нами, и мы слышали тихий, но резкий свист ее крыльев. Порой сом всплывал на поверхность воды, высовывал на мгновенье свою безобразную голову и, хлестнув по струям хвостом, опускался в глубину. Опять все тихо.
Вдруг раздается глухой, протяжный рев и долго не проходит, как будто застывая в безмолвной ночи. Это олень бродит далеко-далеко и зовет самку. Сердце трепещет от этого звука у охотника, и перед глазами его ясно рисуется гордый рогаль, тихо пробирающийся по камышу.
Лодка между тем незаметно скользит, подвигаемая осторожными ударами весел. Высокая неподвижная фигура Степана неясно вырисовывается на горизонте. Белое длинное весло его двигается неслышно взад и вперед и только изредка переносится с одной стороны лодки на другую. (167 слов)
(По И. Бильфельду)
II
В это утро впервые в своей жизни я услышал поразившую меня игру на пастушьем рожке.
Я смотрел в открытое окно, лежа в теплой постели и подрагивая от холодка зари. Улица была залита розовым светом встававшего за домами солнца. Вот открылись ворота двора, и седой пастух-хозяин, в новой синей поддевке, в помазанных дегтем сапогах и высокой шляпе, похожей на цилиндр, вышел на середину еще пустынной улицы, поставил у ног свою шляпу, перекрестился, приложил обеими руками длинный рожок к губам, надул толстые розовые щеки — и я вздрогнул от первых звуков: рожок заиграл так громко, что даже в ушах задребезжало. 1 Но так было только сначала. Потом он стал забирать выше и жальче и вдруг заиграл что-то радостное, и мне стало весело. Замычали вдали коровы и стали понемногу подбираться, а пастух все стоял и играл. Он играл, запрокинув голову, играл как бы в небо, словно забыв про все на свете. Пастух переводил дыхание, и тогда слышались восхищенные голоса на улице: «Вот это мастер! И откуда в нем духу столько! » Пастух, наверное, тоже слышал это и понимал, как его слушают, и ему это было приятно. (180 слов)
(По И. Шмелеву)
III
Ходит осень по русской земле.. .
В просторных полях плавает над росой синяя паутина, и медленно остывает натруженная земля. В прозрачных глубинах речных омутов ленивеют рыбы, едва шевеля плавниками. Стога, окруженные поздней зеленой травой, давно поблекли и вылиняли от сентябрьских дождей. Зато ослепительны изумрудно-сизые озимые полосы, и безмолвно и ярко пылают на опушке рубиновые всплески рябин.
В лесу необычайно тихо. Все замерло, затаив дыхание, и словно ждет какую-то неизбежную кару, а может, прощения и отдыха.
Осень дует на леса, обдавая их мокрым ветром, и тогда глухой недовольный гул валами идет на тысячи верст. Ветры сдувают с лона бессчетных озер заповедную синеву, рябя и осыпая мертвой листвой плесы великих северных рек. Дыхание этих ветров то прохватывает тайгу болотной сединой, то вплетает в нее золотые, оранжевые и серебристо-желтые пряди. Но сосновым и еловым грядам все нипочем, и они все так же надменно молчат либо грозно и страшно гудят, вздымая свои возмущенные гривы, и тогда могучий шум снова катится по бескрайней тайге. (158 слов)
(По В. Белову)