обломов и его дом

Ответ от Ўлия Корнейчук[эксперт]
В Гороховой улице, в одном из больших домов, народонаселения которого
стало бы на целый уездный город, лежал утром в постели, на своей квартире,
Илья Ильич Обломов... .
Комната, где лежал Илья Ильич, с первого взгляда казалась прекрасно
убранною. Там стояло бюро красного дерева, два дивана, обитые шелковою
материею, красивые ширмы с вышитыми небывалыми в природе птицами и плодами.
Были там шелковые занавесы, ковры, несколько картин, бронза, фарфор и
множество красивых мелочей.
Но опытный глаз человека с чистым вкусом одним беглым взглядом на все,
что тут было, прочел бы только желание кое-как соблюсти decorum неизбежных
приличий, лишь бы отделаться от них. Обломов хлопотал, конечно, только об
этом, когда убирал свой кабинет. Утонченный вкус не удовольствовался бы
этими тяжелыми, неграциозными стульями красного дерева, шаткими этажерками.
Задок у одного дивана оселся вниз, наклеенное дерево местами отстало.
Точно тот же характер носили на себе и картины, и вазы, и мелочи.
Сам хозяин, однако, смотрел на убранство своего кабинета так холодно и
рассеянно, как будто спрашивал глазами: "Кто сюда натащил и наставил все
это? " От такого холодного воззрения Обломова на свою собственность, а может
быть, и еще от более холодного воззрения на тот же предмет слуги его,
Захара, вид кабинета, если осмотреть там все повнимательнее, поражал
господствующею в нем запущенностью и небрежностью.
По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная
пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее
скрижалями для записывания на них по пыли каких-нибудь заметок на память.
Ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на столе
редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с
обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки.
Если б не эта тарелка, да не прислоненная к постели только что
выкуренная трубка, или не сам хозяин, лежащий на ней, то можно было бы
подумать, что тут никто не живет - так все запылилось, полиняло и вообще
лишено было живых следов человеческого присутствия. На этажерках, правда,
лежали две-три развернутые книги, валялась газета, на бюро стояла и
чернильница с перьями; но страницы, на которых развернуты были книги,
покрылись пылью и пожелтели; видно, что их бросили давно; нумер газеты был
прошлогодний, а из чернильницы, если обмакнуть в нее перо, вырвалась бы
разве только с жужжаньем испуганная муха.