символика в кино

Ответ от Нинель Ульрих[гуру]
Возникновение русского символизма в середине 1890-х годов совпало по времени с изобретением кино, и с самого рождения эти два явления были связаны в сознании современников. Когда Вл. Соловьев критиковал “бессмысленность” брюсовских строк, в которых “Всходит месяц обнаженный / При лазоревой луне”, то это было, по сути, неприятие принципа монтажа, то есть принципа неожиданного сопоставления образов, который (правда, спустя три десятилетия) у С. М. Эйзенштейна стал основой основой основ киноэстетики. Более определенно о родстве символизма и кино свидетельствуют известные очерки Максима Горького, в которых он характеризовал новоизобретенные “движущиеся фотографии” как символистское “царство теней”, поскольку “серая, безмолвная, подавленная, несчастная, ограбленная кем-то жизнь” на экране напоминала “о проклятых, о злых волшебниках” — образах, типичных для культуры декаданса. Можно сказать, что символизм и кино сходились в дуалистическом представлении о мире, который состоял для них из условных знаков, отсылающих к отчужденным от них духовным сущностям; категории же телесности и душевности оказывались в этой системе элиминированы. Юрий Цивьян приводит стихи Вяч. Иванова из “Римского дневника 1944 г. ”, чтобы показать, что ранние кинопроизведения ассоциировались с сюжетом блужданий мертвеца:
Так, вся на полосе подвижной Отпечатлелась жизнь моя
Прямой уликой, необлыжной
Мной сыгранного жития.
Но на себя, на лицедея,
Взглянуть разок из темноты,
Вмешаться в действие не смея, Полюбопытствовал ли ты?
Аль жутко?. .А гляди, в начале
Мытарств и демонских расправ
Нас ожидает в темной зале
Загробный кинематограф.
Как видно из этого стихотворения Иванова, невзирая на очевидные сближения, большинство русских символистов относились к кино с недоверием, если не с открытой враждебностью. “Подвижная лента”, с точки зрения Иванова, передает непрерывное течение жизни, однако является лишь тусклым ее воспроизведением, протокольной “уликой” о содеянных прегрешениях. Иванов часто иллюстрировал свой идеал театра словами из оперы Рихарда Вагнера “Зигфрид”: “zu schaffen, nicht zu schauen” (то есть: “творить, а не смотреть”) В кино же, согласно тексту процитированного выше стихотворения, “отпечатленная” на ленте жизнь полностью отчуждена от человека, который может лишь смотреть, но не может действовать. Дело было не только в том, что кино воплощало в себе ту техническую и буржуазную цивилизацию, против которой боролись символисты всех направлений. Главным фактором, обусловившим неприятие кино символистами, была их концепция искусства как силы, оказывающей реальное и прямое воздействие на мир, тогда как кино предполагало предельно опосредованное, условное (а для Иванова еще и бесовское) изображение. Символисты не признавали эстетической ценности кино, поскольку оно слишком настойчиво напоминало об условности всего искусства, даже искусства самого трансцендентного типа. При этом, отрицая легитимность кино как искусства, символисты игнорировали скрытые противоречия в собственной теории и практике.
Больше подробно ты сможешь узнать об этом здесь -